Если смотреть из России, феномен «утечки мозгов» выглядит следующим образом. Молодые ученые предпочитают уезжать из страны, потому что, во-первых, на 20 тысяч в месяц особо не проживешь (да и обидно ради такой жизни получать высшее образование, а то и защищать кандидатскую). Во-вторых, делать науку тут тоже не слишком удобно по целому ряду причин. Главная из них, видимо, в том, что наука здесь никому особо не нужна и не интересна, отчего вклад страны в мировой научный прогресс (определяемый числом публикаций) оценивается на сегодня скромной цифрой 1,8%. Это в 10 раз меньше, чем у Китая. В итоге мы имеем чистый отток самых лучших исследователей в количестве примерно 5000 человек в год. Принято думать, что это вредит России, а помогает, напротив, ее воображаемому геополитическому противнику США.
Жизнь чуть сложнее этой схемы. Если мы посмотрим на номинантов премии «Сделано в России», то увидим, что практически все номинанты в категории «Наука и технологии» делят свое время между российской alma mater и пригревшими их зарубежными лабораториями. Не утекли бы в свое время их мозги и не притекли бы потом отчасти обратно, некого было бы нам номинировать.
Польза отъездов-переездов для российских исследователей несомненна. Во-первых, те, кто уехал, имеют важное преимущество перед немобильными зарубежными коллегами: за их спиной нередко остаются мощные исследовательские группы в России, человек по десять-пятнадцать низкооплачиваемых, но высококвалифицированных крепостных аспирантов и студентов, благодаря вкладу которых русский постдок оказывается куда эффективнее доморощенного, европейского или американского. Во-вторых, уехавший получает возможность подпитывать оставшихся грантами или как минимум помогать им с поездками на конференции и англоязычными публикациями. В итоге всем хорошо.
Осмелимся предположить, что хорошо даже крепнущей российской государственности. Из всех сокровищ науки ее больше всего интересуют те, что стыдливо именуются «разработками двойного назначения», причем из двух назначений интереснее как раз плохое, а не хорошее. И вот это плохое потом будет сосать наши с вами налоги, и в лучшем случае на них будут строиться красивые виллы для государственных людей. В худшем — действительно образуется в качестве побочного продукта некая опасная дрянь, которая даст государству дополнительный толчок к геополитической пропасти, куда оно и так уже летит. Лучше уж пусть ученые уедут и сделают что-то хорошее, а России этим хорошим потом дадут попользоваться. А потянется за плохим, так на то есть санкции.
Но это все рассуждения на пальцах, без малейших фактов и цифр. Обогатить этот дискурс цифрами и фактами помогла работа, выполненная международной группой исследователей и опубликованная в Nature.
Из этой работы мы с удивлением узнаем, что, во-первых, мозги текут не только из России, но и абсолютно из всех стран на всех континентах. Во-вторых, их (мозгов) движение в современном мире гораздо сложнее, чем можно описать тривиальной формулой «рыба ищет, где глубже». Они не то чтобы текут в одном направлении, а, скорее, циркулируют. Авторы предлагают впредь так и выражаться: «циркуляция мозгов». И они утверждают, что этот процесс жизненно важен для современной науки.
Исследователи проанализировали 14 млн научных работ, созданных 16 млн авторов в период с 2008-го по 2015 год. В этих работах их интересовало главным образом то, в какой стране работал автор на момент публикации (место работы всегда указано в шапке научной статьи или в сноске). Оказалось, что 96% ученых сидели все это время на одном месте и не рыпались. Но вот 4% — больше полумиллиона — так или иначе поменяли за 8 лет страну пребывания. Скажем сразу, что индексы цитирования у них были в среднем на 40% выше, чем у домоседов. Именно эти 4% лучших и стали главным материалом для исследования. Вот как они перемещались между континентами.
Обидно видеть, что отток мозгов из России, который представляется нам столь значительным глобальным процессом, совершенно теряется на этом пестром фоне (мы где-то там в категории «Европа», в подкатегории «Восточная Европа»). Из Европы в Америку едет уйма ученых, но вполне сравнимые потоки идут из Азии в Европу, да и из Америки в Азию льется совсем не чахлый ручеек. А еще можно видеть, что некоторые ручьи, погуляв по другим частям света, прибегают обратно в родную гавань. Значит, это правда: ученые иногда возвращаются.
Здесь цифры таковы: всего менее трети ученых (27%), уехав, тотчас или постепенно разорвали связи с прежними научными институтами. 73%, напротив, продолжали публиковать совместные статьи с прежними коллегами, лишь расширяя с каждым годом свой круг ученых знакомств.
Но, как бы там ни было, картинка показывает, что Европа и Азия за истекшие 8 лет потеряли 20% своих научных кадров, а Америка прибавила почти вдвое. По идее, Америке хорошо, Европе плохо. Но авторы работы и тут увидели множество нюансов.
Интересные детали обнаруживаются, если следить за индексом цитирования научных работ по мере того, как их авторы перемещаются по земному шару. Тут-то и видно, что разные регионы мира по-разному влияют на судьбы ученых.
Исследователи разделили страны на «производителей», «культиваторов», «инкубаторов» и «рекрутеров». Производители — это в основном Северная Европа и США. Ученые начинают оттуда свой путь по миру, уже обладая хорошим индексом цитирования. Культиваторы — это страны, пребывание в которых позволяет ученому быстро увеличить свой потенциал, то есть число публикаций и индекс цитирования. В этой группе опять же Европа и США. Приезжают туда неоперившимися птенцами, а становятся (чтобы потом уехать или остаться) маститыми специалистами.
Инкубатор — страна, поставляющая много молодых ученых без всяких заслуг, которые тем не менее после отъезда очень быстро набирают силу. К этой группе относится Австралия, Новая Зеландия и, как можно догадаться, Россия. Статус «инкубатора», при всей его почетности, означает драматический разрыв между достаточно высоким уровнем образования и жалким потенциалом местной науки.
Наконец, рекрутеры. Это страны, которые привлекают к себе ученых, у которых и до этого с карьерой был полный порядок, чем резко повышают свой научный потенциал. Несравненный рекрутер — это Юго-Восточная Азия: туда приезжают специалисты с самым высоким индексом цитирования.
Если российская мечта хоть кого-нибудь догнать в XXI веке остается в силе, стране надо бы, по уму, как-то пробиться в эту самую группу рекрутеров. Увы, покамест иностранцев сюда привлечь практически невозможно, а российские ученые набирают индекс цитирования только после отъезда из страны. А какое у них могло быть цитирование, если они по-английски два слова связать не в состоянии? Зато уж если вернутся, то сразу будут номинированы на нашу премию.
Мобильность помогает ученым набрать форму, но для разных регионов этот эффект различен. Если американские ученые-путешественники по цитированию опережают домоседов всего на 10%, то для Восточной Европы разница в цитируемости (в зависимости от того, уехал ты или остался) составляет 173%, то есть почти в три раза.
О том, насколько мобильность ученых полезна для науки в разных странах, было известно и раньше. Вот, например, поучительная диаграмма, опубликованная недавно в том же Nature.
Пожалуйста, не отвлекайтесь на размер кружка в левом нижнем углу, символизирующего российскую науку (побольше Польши, но поменьше Бразилии). Оцените общую диагональную тенденцию: чем более закрыта страна — что оценивали опять же по перемещениям ученых и международному соавторству статей, — тем индексы цитируемости ниже, а наука — хуже. Собственно, новизна работы, о которой мы говорим, не в том, что открытость полезна, в этом никто и не сомневался. Но в данном случае исследователи на огромной выборке в деталях разобрались, как именно все это работает в глобальном масштабе. И работает, как оказалось, неумолимо.
Трудно вообразить, в какой немыслимо дальний угол всех диаграмм закатится жалкий русский шарик, если кто-то важный, в костюме и галстуке, вздумает порешать «проблему утечки мозгов» и поставит барьер на пути научной миграции, вместо того чтобы стимулировать ее изо всех своих чиновничьих силенок. Можно взглянуть и с другого ракурса, как делают авторы работы: если мудрый американский лидер президент Трамп ограничит иммиграцию научных кадров в США, самый серьезный ущерб понесет именно американская наука — как известно, беспрецедентно высокий вклад в научный потенциал США дают исследователи с иностранным гражданством, получившие образование в неамериканских университетах.
Хотелось бы закончить эту заметку какой-нибудь поучительной моралью, ну хоть вот такой, например. Недавно в созвездии Гидры столкнулись две нейтронные звезды, послав во все стороны, в том числе и к нам сюда, добрый залп гравитационных волн. Нейтронные звезды куда интереснее черных дыр, столкновения которых регистрировали раньше. Во-первых, это столкновение произошло в 15 раз ближе к Земле, и там все можно разглядеть в деталях. Во-вторых, при столкновении нейтронных звезд много всяких важных вещей рассеиваются в космос, в том числе не только тяжелые элементы, включая, к примеру, уран и золото, но и свет, который видно в телескоп, и гамма-излучение.
Так вот, за этим событием наблюдало множество астрономов во всем мире: кто-то сидел на детекторе LIGO, кто-то измерял гамма-всплески, а кто-то смотрел на яркую точку в небе. А потом все эти люди связались между собой, чтобы обсудить увиденное. Итогом стала научная работа, представленная к публикации, у которой, говорят, 4600 соавторов. Специалисты отмечают, что это, грубо говоря, треть всех астрономов, существующих в современном мире. Вот примерно так у нас теперь происходит прогресс познания. Если ради того, чтобы влиться в процесс, ученым надо собирать чемодан и прощаться с родными березками, — давайте уже скорее, пока-пока. Возвращайтесь потом, когда все наладится.
Алексей Алексенко
snob.ru
